Официальный сайт

Православная местная религиозная организация Приход храма преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище г. Санкт-Петербурга Санкт-Петербургской Епархии Русской Православной Церкви (Московский Патриархат)

Официальный сайт

Православная местная религиозная организация Приход храма преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище г. Санкт-Петербурга Санкт-Петербургской Епархии РусскойПравославной Церкви (Московский Патриархат)

Храм преподобного Серафима Саровского в Санкт-Петербурге

Сегодня сорок дней со дня кончины Александра Сетракова, бессменного фотографа нашего храма со времен отца Василия Ермакова. Благодаря его творчеству (а профессиональная фотография – это настоящее искусство, которым Александр владел в совершенстве) мы с вами все эти годы могли видеть запечатленную в его снимках живую жизнь нашего прихода.

Господь привел в наш храм Александра Ивановича Сетракова и его супругу Галину в начале двухтысячных. Пришли они, как часто бывает, вроде бы случайно – кто-то позвал поснимать, пообщаться с отцом Василием. И Саша с Галей остались в приходе, привлеченные искренним отношением Батюшки, его любовью и вниманием. Будучи профессиональным репортажным фотографом, Саша, конечно же, стал снимать прежде всего богослужения отца Василия, его самого, его беседы, общение с народом и самих прихожан. В общем, все события приходской жизни, центром которых в то время, в основном, был отец Василий.

Как творческий человек, как настоящий художник, Саша-фотограф (как его теперь все звали в нашем храме) очень точно мог передать в своих работах образ отца Василия – не ретушированный и официальный, а настоящий, близкий, родной. Он замечал и мельчайшие детали живой и одухотворенной жизни прихожан, искренне и непредвзято передавая в своих работах атмосферу радости и благодати наших праздников и будней.

После кончины отца Василия Саша с Галей остались в приходе, продолжая создавать его фотолетопись. Благодаря их работе – а рядом с Сашей всегда была его супруга Галина, которая скрупулезно и заботливо отбирала и редактировала отснятый материал – на первую годовщину памяти отца Василия была организована посвященная ему фотовыставка. И Сашины работы до сих пор выставляются по храмам нашей и других епархий.

Все эти годы, продолжая свое служение фотографом храма, Александр был бескорыстно и безотказно предан своему делу. Все праздничные и воскресные богослужения мы могли видеть его с большим фотоаппаратом, аккуратно и почти незаметно, но все же целенаправленно и настырно проскальзывающего между прихожанами, певчими, снующего в алтаре. И иногда невольно думалось: «Опять этот Саша здесь со своим фотоаппаратом мешается…» Но каждый раз, когда мы видели результат его труда – прекрасные и живые портреты, моменты службы, общение людей, – ничего, кроме благодарности и уважения к его профессионализму, не возникало. Его «мешание» стоило того!
Отдельно хочется сказать и о человеческих качествах Александра Ивановича. Будучи искренним, живым, эмоциональным, он очень легко находил общий язык со всеми, с кем пересекался в жизни, – от маленьких детей до митрофорных протоиереев и депутатов. Общаться с ним было легко и просто. Кроме того он обладал удивительным качеством – абсолютной и безотказной готовностью оказать помощь любому, кто в ней нуждался и просил. Кого-то подвезти или что-то привезти, примчаться куда-нибудь хоть ночью, если он чувствовал себя нужным. Он стремился и любил быть нужным.

И тем сильнее оказал воздействие на его эмоциональную и чувствительную натуру безвременный уход его супруги Галины, несколько лет сражавшейся с онкологией. Саша был рядом все тяжелые дни болезни Гали и, когда Господь забрал ее, Саша не находил себе места. Пытался отвлечься, работать, снимать, общаться со всеми, кто был ему близок, постоянно чувствуя себя почему-то виноватым в ее кончине. Давление, сахар, переживания. И сердце Александра не выдержало, он не дождался первой годовщины со дня смерти Галины.

Сашин внезапный уход, которого никто не ожидал, был, конечно, промыслителен – Саше было очень тяжело нести дальше крест жизни без супруги. Как будто бы предчувствуя кончину, он напоследок напечатал (за свой счет, как он обычно и делал) кучу фотографий и радостно раздавал их священникам и прихожанам. Но совершенно не собирался умирать – помогал всем, кому мог, строил планы, собирался наконец-то издать альбом с фотографиями отца Василия, обещанный Батюшке еще при жизни…

Но все мы потихоньку уходим за грань нашего земного бытия, постепенно собирая там приход отца Василия, который – мы верим и знаем – ждет каждого из своих чад, сохранивших верность Христу и Церкви. Такими верными и преданными были и Александр с Галиной, послужившие своими талантами Богу и людям и заслужившие покой и Царство Небесное.

Протоиерей Никита Бадмаев

Храм преподобного Серафима Саровского в Санкт-Петербурге


    Он был одним из самых выдающихся духовных деятелей 20 века, истинным патриотом своей Родины, целиком отдавшим себя на служение Богу и людям. Отец Василий принадлежал к тому роду подвижников Русской Православной Церкви, которые, являясь воистину народными пастырями, сочетали дерзновенную молитву обо всем русском народе с общественной духовной деятельностью, всецело направленной на укрепление Российского государства.


Отец Василий говорил: «Нельзя отказываться от Бога, жить без Бога, потому что выбор прост: или благодать, или страдания».  Божия благодать, исходившая от батюшки Василия, привлекала к нему огромное количество людей в надежде получить исцеление болезней и страданий. И опять вспоминаются слова отца Иоанна Кронштадтского:
«Служитель Христов должен вести себя так, чтобы за ним, как за Христом, народ ходил толпами, то есть священник должен привлекать к себе прихожан словом и жизнью».


Отец Василий учил людей с дерзновением, смелостью, силой, твердостью и властью, как уполномоченный Самим Богом. Каждое слово, даже самое твердое, сказанное им было от всего сердца и с великой любовью, поэтому доходило легко до сердец людей, вызывая покаяние и сердечное переживание. Ведь еще Иоанн Кронштадтский говорил:
«Дерзновение — великий дар Божий и великое сокровище души! … Небоязненное, твердое обличение народа во грехах есть признак великой святости обличающего … Мы обыкновенно больше льстим народу, стыдимся или боимся высказывать всю правду». Отец Василий был прекрасным проповедником, наставником, учителем и устроителем церковной жизни. Его деятельность имела большое общественное, даже государственное значение. Но первейшей задачей своего служения, важнейшим делом он считал молитву, «посредничество» между Богом и людьми.


В этот день в храме преподобного Серафима Саровского было многолюдно. Собралось все священство, ученики Батюшки. Служба прошла на одном дыхании. Её возглавил протоиерей Аристарх. А затем все вместе пошли на могилку к Батюшке. Вроде бы панихида, а радость была нескончаемой. Народ, заполнивший все свободное прстранство, священство, дьякона, ученики Батюшки, все в едином порыве служили панихиду и радостно возглашали — Христос Воскресе! Вечером состоялся традиционный памятный вечер ДК им. Горькова. Вели концерт иерей Виктор Матяшов и Светлана Саяпина. Отец Виктор рассказывал о жизни батюшки, читал отрывки из его воспоминаний. Чтение перемежалось высказываниями духовных чад и выступлениями артистов. На экране показывались фотографии, видеозаписи проповедей и интервью священника.

Храм преподобного Серафима Саровского в Санкт-Петербурге

В этот день исполняется 79 лет со дня полного снятия блокады Ленинграда, которая продолжалась 872 дня. Ленинград — единственный в мировой истории город, который смог выдержать почти 900-дневное окружение.
Более миллиона человек умерло страшной голодной смертью в окруженном немецкими войсками городе, несколько сотен тысяч — в оккупированной нацистами области.
За время блокады на Ленинград было сброшено более 107 тысяч зажигательных и фугасных авиабомб и свыше 150 тысяч артиллерийских снарядов, были разрушены около 10 тысяч домов и строений.
27 января 1944 года Ленинград был полностью освобожден. В честь одержанной победы в городе прогремел салют в 24 артиллерийских залпа из 324 орудий. Это был единственный за все годы Великой Отечественной войны салют 1-й степени, проведенный не в Москве.
Все эти почти 900 дней вместе с народом в блокадном городе была церковь. К началу войны в Ленинграде оставалось 10 действующих храмов, а всего в епархии – 21. Общее количество штатных священнослужителей – примерно 30 человек, их средний возраст – около 60 лет. Все они остались в осаждённом фашистами городе даже после того, как была открыта «Дорога жизни».

Святая равноапостольная Нина была подвижницей раннехристианского периода, приходилось сестрой святого Георгия Победоносца. Святая равноапостольная Нина особым образом почитается в Грузии — в качестве просветительницы, приведшей страну к православию.
Равным образом святая Нина чтима в России, где с именем Святой связано такое историческое событие, как снятие блокады Ленинграда.
В дни Великой Отечественной войны митрополит Зиновий (Мажуга) взял на себя духовный подвиг, моля о снятии блокады: «В те дни однажды мне под утро привиделось, как святая равноапостольная Нина предстоит пред престолом Божиим на коленях и молит Господа помочь страдающим людям осаждённого города одолеть супостата. И при этом из её глаз по щекам катились крупные, величиной с виноградину, словно хрустальные, слёзы. Я это растолковал так, что Божия Матерь дала послушание святой Нине быть споручницей этому осаждённому городу.»
Святая Нина стала покровительницей Ленинграда в период фашистской блокады. И ровно в день памяти Святой — 27 января была полностью снята вражеская осада с города на Неве.
«Издревле на Руси считалось: в день какого святого одержана победа над врагом, значит, этот святой и способствовал ей. И посему жители Петербурга в знак Божией милости к ним и в знак признательности святой Нине за её предстательство пред Господом в каждом храме должны иметь образы святой Нины с соответствующей надписью в память полного снятия блокады, чтобы потомки помнили и знали о наших скорбях и радостях. Ну, а если храм созиждут в память св. равноапостольной Нины и всех мучеников блокадных, то благо будет им и потомкам их » — говорит Митрополит Зиновий (Мажуга).
А теперь обратимся к храму предобоного Серафима Саровского. Несмотря на запрет в 1930-гг. колокольного звона, в храме колокола уцелели. В начале войны они по старому обычаю были спущены с колокольни «под спуд». Через два с половиной года — утром 27 января 1944 года радостное событие о снятии блокады собрало у храма обессиленных людей, которые в едином порыве сняли перекрытия, раздолбили мерзлую землю, достали и подняли колокола. Звон этих колоколов не умолкал больше 2 суток.
Это фрагмент из документально-просветительского телепроекта «Блокадные храмы Петербурга», созданного творческой студией «Образ» при поддержке сектора коммуникаций информационного отдела Санкт-Петербургской епархии в 2018 году.
Серафимовский храм закрывался только в блокадную зиму 42-го: с 22 января до апреля. Райсоветом в нем был устроен «склад-распределитель приема покойников». 28 апреля 42-го церковь была передана общине Патриаршей Церкви и возрождена. Когда пришла весть о снятии блокады, возвращенные колокола звонили двое суток.

В день отдания праздника Богоявления, 79-ю годовщину полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, 27 января, после Божественной литургии клирики и прихожане храма преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище пришли к памятному кресту, установленному на месте захоронения умерших в блокаду. Была совершена лития и соборно возглашена «вечная память всем, в годы блокады от глада, ран и болезней скончавшимся».
«Мы должны хранить память о погибших соотечественниках, которые с честью прошли жесточайшее испытание. И эта память всегда должна проявляется не только общецерковных, но и в наших личных молитвах», — сказал настоятель протоиерей Аристарх Егошин.
Серафимовское кладбище было местом массового захоронения. С 1941-го по 1944-й год здесь было похоронено более 100 тыс человек. 27 января 1965 года на месте 16 братских могил открыли мемориал. В его центре — четырехпролетный портик из серого гранита, на фоне мощных пилонов стоят скульптуры воинов и горожан, перед портиком горит вечный огонь, принесенный с Пискаревского мемориала. В 2004 году трудами и молитвами тогдашнего настоятеля Серафимовского храма протоиерея Василия Ермакова (1927-2007) был установлен поклонный крест, у которого в памятные даты совершаются богослужения.

Игорь Вардунас

Храм преподобного Серафима Саровского в Санкт-Петербурге

История Серафимовского храма

Храм во имя святого преподобного Серафима Саровского на Серафимовском кладбище ныне – один из самых известных и почитаемых храмов Санкт-Петербурга.

Основание Серафимовского кладбища и храма

Создание Серафимовского храма связано с основанием нового некрополя на северо-западной окраине северной столицы в районе «Старая Деревня», где единственным приходским храмом долгое время была Благовещенская церковь. Построена она была владельцем этих земель канцлером А.П. Бестужевым-Рюминым в середине XVIII-го века, во время царствования Елизаветы Петровны, для своих крестьян, положившим начало возведения поселениям Старая и Новая Деревни, а также деревни Коломяги. В то время это была далекая окраина Петербурга.

К 30-м годам XIX-го века район превратился в один из модных дачных пригородов города. Здесь жили многие представители столичной аристократии, художники, литераторы, поэты. Эти места хорошо знал А.С. Пушкин – в 1833 и 1835 годах его семья летом снимала дачу близ Черной речки. Погост при Благовещенской церкви описан в стихотворении «Когда за городом, задумчив, я брожу…». В начале XX-го века эта местность становится частью города. Благовещенская церковь уже не вмещала разросшийся приход, а Благовещенское кладбище к началу века стало тесным для новых захоронений.

В 1903-м году по ходатайству причта и местных жителей был выделен участок церковной земли под кладбище и деревянную церковь. 23 июня 1903 года Синод дал соответствующее разрешение, но приход воспользовался им не сразу. Только 2 января 1905-го строительная комиссия повторно обратилась к митрополиту  Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию (Вадковскому) с просьбой о постройке храма, оговорив его освящение во имя Серафима Саровского, который был прославлен незадолго до этого – 1 августа 1903 года. Архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский) называл Серафима Саровского «самым великим подвижником благочестия последних времен». Серафимовская церковь стала одним из первых храмов, посвященных любимому в народе святому.

Пока шло строительство церкви, кладбище уже начало действовать и преимущественно служить местом погребения бедноты. Первое захоронение произошло 28 мая 1905 года.

Весной 1905-го года было принято окончательное решение об устройстве деревянного трехпрестольного храма, приписанного к Благовещенской церкви, и начался сбор средств от прихожан и благотворителей. В качестве автора сооружения обычно указывался известный мастер русского стиля, епархиальный архитектор Николай Никитич Никонов (1849-1918). Однако проектные чертежи храма, соответствующие виду постройки, лишь завизированы им. Они подписаны архитектором Александром Федоровичем Барановским (1872-?), автором ряда доходных домов в городе (характер подписи совпадает с автографами на проектах возведенных им домов). Участие Н.Н. Никонова сводилось к помощи в составлении плана, возможно, он внес изменения в первоначальный проект: замена звонницы колокольней, пристройка к северной стене алтаря, устройство склепов    под церковью. Он вел наблюдение за строительством.

Закладку храма Крестным ходом из Благовещенской церкви 25 июля 1906-го года совершил причт храма во главе с благочинным, настоятелем Спасо-Сенновской церкви, протоиереем Н.А. Травинским. Строительство осуществлял крестьянин Псковской губернии П.В. Васильев. Уже к октябрю – за 87 дней, оно было завершено. 1 марта 1907 года протоиерей Николай Травинский освятил храм во имя преподобного Серафима Саровского. Сослужил ему протоиерей Павел Пашский, который официально был назначен первым настоятелем храма в 1912 года.

До 1923 года настоятелем храма Серафима Саровского был протоиерей Павел Пашский. В 1923 году, когда обновленцы захватили храм, протоиерей Павел покинул храм со словами: «В красной церкви православным делать нечего». В 1923 году настоятелем стал один из лидеров обновленческого движения — Иаков Журавский. В 1925 году его сменил Владимир Красницкий, также представлявший обновленчество. После смерти Владимира Красницкого в 1936 году настоятелем снова стал Иаков Журавский, который оставался им до своей смерти (в 1937 году был расстрелян).

В 1942 году храм был возвращен канонической церкви. Серафимовский храм — один из немногих храмов, которые никогда не закрывались. Единственным исключением стал период с января по апрель 1942 года, в это время здесь располагался склад-распределитель для покойников. С ноября 1941 года к храму начали тянуться похоронные процессии. Серафимовское кладбище стало вторым по количеству захоронений жителей Ленинграда и воинов после Пискаревского кладбища. Во время блокады службы в храме совершали священнослужители протоиерей Гавриил Васильев, протоиерей Михаил Смирнов, протоиерей Симеон Рождественский, протоиерей Николай Артемьев, протоиерей Коронат Владимиров, иеромонах Иоасаф (Скворцов), протоиерей Иоанн Александров. Утром, 27 января 1944 года, радость прорыва блокады собрала множество изнуренных голодом, но счастливых людей у Серафимовского храма. И, вдохновленные ею, они нашли в себе силы разобрать все перекрытия, раздолбить мерзлую землю и установить колокола на положенное место, которые в начале войны были убраны под спуд. В этот же день колокольный звон Серафимовской церкви соединился с благодарной молитвой ко Господу. Люди со слезами на глазах сменяли друг друга, и звон колоколов не умолкал многие сутки ни днем ни ночью.

В 1948 году настоятелем Серафимовского храма был назначен протоиерей Николай Ломакин. Во время Второй мировой войны он исполнял обязанности благочинного церквей Ленинградской области. В 1945-1946 годах Ломакин выступал свидетелем на Нюрнбергском процессе, входя в состав Ленинградской областной чрезвычайной комиссии по установлению злодеяний немецких захватчиков. В 1958 году он был удостоен звания почетного настоятеля.

С 1960 по 1970 годы настоятелем храма являлся протоиерей Алексей Верзин. После него, вплоть до 1972 года, служил протоиерей Михаил Гундяев, отец Святейшего Патриарха Кирилла. В период с 1972 по 1975 год настоятелем храма был протоиерей Михаил Нерода. Его сменил протоиерей Александр Анисимов, который возглавлял приход в течение недолгого времени.

С 1975 по 1981 год настоятелем храма был протоиерей Владимир Лютик, до этого служивший секретарем в Русской Духовной Миссии. С 1981 по 2007 год приход возглавлял протоиерей Василий Ермаков – один из самых известных и авторитетных священнослужителей конца XX – начала XXI века. После его кончины в 2007 году настоятелем храма был назначен протоиерей Николай Коньков. С 31 декабря 2020 года настоятелем Серафимовского храма является протоиерей Аристарх Егошин.

Церковь расположена в глубине Серафимовского кладбища восточнее центральной аллеи, пересекающей кладбище с севера на юг. Западным фасадом с главным входом она обращена на Березовую аллею.

Церковь одноэтажная, рубленая, деревянная. Здание построено по традиционной для русского церковного зодчества трехчастной схеме. В плане она представляет три примыкающих друг к другу прямоугольника. Наиболее широкая западная часть включает притвор, над которым расположена колокольня, трапезную и боковые приделы; средняя часть – центральный четверик с боковыми притворами. Более узкая восточная часть состоит из апсиды и окружающих ее служебных помещений, в том числе ризницы. В объеме здания выделяются высокий четверик и колокольня, завершенные четырехгранными шатрами с луковыми главками на барабанах. Резное убранство фасадов – в русском стиле. Церковь преподобного Серафима Саровского – интересный     и редкий для Петербурга образец деревянной церковной архитектуры начала  XX-го века. При церкви располагалась часовня – покойницкая, и сторожка-контора. Напротив храма деревянная часовня усыпальница Синицыных постройки 1910-х годов.

Приделы трехпрестольного храма (правый во имя св. мученицы царицы Александры, небесной покровительницы императрицы Александры Федоровны ныне прославленной во лике святых; и левый – во имя Покрова Пресвятой Богородицы), отделены от основного храма с тем, чтобы можно было одновременно служить литургию и отпевать или совершать иные требы.

БЛАГОТВОРИТЕЛИ ХРАМА

Дубовые престолы – дар А.В. Балявина, большое Евангелие в серебряном вызолоченном окладе, сбарельефами Воскресения Христова, Евангелистов и Рождества Христова – А.И. Секунова; напрестольный крест и малое Евангелие А.Д. Шершова. Запрестольный образ «Явление Спасителя иеродьякону Серафиму» (художник Аннушкин; утрачен) подарил купец Ф.М. Минаев, деревянный запрестольный крест и бронзовый семисвечник – Личный почетный гражданин, владелец завода типолитографических красок и лаков Авраамий Иванович Шадрин. Паникадило, дарохранительницу и богослужебные сосуды пожертвовал А.Д. Смирнов, бархатные хоругви – С.М. Буров. Храм украшает высокохудожественный иконостас в русском стиле, созданный на средства, выделенные купцом-кожевенником, потомственным почетным гражданином Александром Александровичем Николаевым «о здравии Александра, Наталии и чад их». 11 икон на цинке в иконостас «о здравии Михаила, Анны и чад их» (иконы не сохранились) пожертвовал Личный почетный гражданин, торговец Михаил Николаевич Колчин. Таблички, напоминающие о дарах А.А. Николаева и М.Н. Колчина, прикреплены к алтарной стороне иконостаса. Ряд святынь ныне сохраняется в алтаре. Евангелие в серебряном окладе весом 5 фунтов 32 золотника, было отпечатано в 1859-м году и через четыре года пожертвовано помещиками Михаилом Васильевичем и Елисаветой Васильевной Шишмаревыми. Серебряный литургический набор (две чаши, дискос, звездица, лжица) 1914 года посвящен памяти св. Иоанна Кронштадтского, о чем имеется надпись на чаше и дискосе. Запрестольный образ изображает Пресвятую Троицу. Икона 12 праздников искусно вырезана по кости. Среди нынешнего иконного убранства храма выделяется икона преподобного Серафима Саровского перед правым клиросом в художественном киоте с частицами мощей, мантии, «персти из гроба» и гроба преподобного, камня, на котором он молился тысячу дней (дар митрополита Антония /Мельникова/). Список с келейной иконы преподобного – образа Божией Матери «Умиление» – перед левым клиросом.

ИКОНЫ ХРАМА

Иконы Божией Матери Казанская и святителя Николая Чудотворца в резных киотах на клиросах – дар семьи Ивановых. Из Благовещенской церкви происходят образа в резных киотах на стенах в трапезной части храма: Божией

Матери Тихвинской, «Взыскание Погибших», «Знамение»; святителя Николая. Слева – икона Смоленской Божией Матери из Благовещенской церкви, в нынешнем виде соответствующая стилю второй половины 19-го века, но по преданию, написанная в 17-м веке и принесенная первыми строителями Петербурга из Смоленска. Позже молитва перед ней помогла избавлению от эпидемии холеры, в память о чем ежегодно совершался крестный ход с иконой в день ее празднования – 28 июля. Особенно ценно прижизненное изображение св. Серафима Саровского на южной стене, подаренное Д.С. Богачеву учеником преподобного и первым его жизнеописателем Иваном Тихоновым Толстошеевым (впоследствии игуменом Иоасафом, в схиме Серафимом). Две ктиторские иконы святых Иоанна Златоуста и Марии Египетской на южной стене принадлежат кисти художника Гребенникова (первая из них подписана). В этой же части – иконы Божией Матери Казанской и великомученика Пантелеймона. 

Икона святителя Николая на латунной доске (перед левым клиросом)посвящена памяти 163 русских воинов 36-го пехотного Орловского генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полка, павших при реке Сан 6-10 октября 1914 года. В их числе капитаны Фриц Фрицевич Крумин и Николай Николаевич Ильинский, 2 подпоручика, 22 унтер-офицера, 34 ефрейтора и 105 рядовых. На доске слова: «Нет выше той любви, когда кто положит душу свою за друзей своих. Вечная память». В Покровском приделе – иконы Спаса Вседержителя и Божией Матери: Леснинская, «Всех Скорбящих Радость», Смоленская; так же икона «Явление Божией Матери преподобному Сергию Радонежскому» и иконы святых: Иоанна Предтечи, святителя Николая, пророка Ионы. В Александринском приделе список с чудотворной Казанской иконы Божией Матери, принадлежавший Великому Князю Михаилу Александровичу (передан в 1960-е годы семьей митрополита Митрофана).

Так же в главном и боковых приделах сохранились двухъярусные бронзовые паникадила. В 1987 году живописные изображения событий из жития преподобного Серафима на наружном западном фасаде храма были заменены мозаичными. В начале девяностых к северу от храма построено кирпичное одноэтажное здания причта, где расположены трапезные и воскресная школа. В двухтысячном году на пожертвования прихожан был осуществлен капитальный ремонт под руководством настоятеля протоиерея Василия Ермакова. 

В процессе были подведены новые фундаменты, заменены полы, сгнившие венцы, стропильная система, кровля, а так-же купола и кресты. Мозаики так же заменили новыми изображениями преподобного (две иконы в боковых кокошниках и образ «Явление Божией Матери со святыми преподобному Серафиму» в центральной части).

Храм преподобного Серафима Саровского в Санкт-Петербурге

Храм расположен в глубине Серафимовского кладбища, восточнее центральной (бывш. Серафимовской) аллеи, пересекающей кладбище с севера на юг. Западным фасадом с главным входом церковь обращена на Березовую аллею.

Храм трехпрестольный. Правый придел освящен во имя св. мученицы царицы Александры (6 мая). Левый придел – во имя Покрова Пресвятой Богородицы (14 октября).

Престольный праздник отмечается дважды в году: 15 января (2 января по ст. стилю) — преставление (1833) и второе обретение мощей (1991) преподобного Серафима,

Саровского чудотворца; и 1 августа (19 июля по ст. стилю) — обретение мощей (1903) преподобного Серафима Саровского.

При храме работает церковно-приходская воскресная школа, включающая детскую и подростковую группы.

Особо чтимые святыни:

  • Икона прп.Серафима Саровского с частичками мощей, мантии,
    камня и гроба Преподобного.
  • Икона прп.Серафима Саровского во весь рост, являющаяся прижизненным изображением Преподобного одним из его учеников, о чем свидетельствует надпись на обороте холста.
  • Икона Божьей Матери «Смоленская», привезенная мастеровыми людьми во время строительства Санкт-Петербурга из Смоленской губернии, в последствии переданная в дар храму.

Банковские реквизиты нашего храма для перечисления пожертвований

Получатель: ПМРО Приход храма прп.Серафима Саровского на
Серафимовском кладбище СПб Епархии РПЦ (Московский Патриархат)
ИНН 7814041175 КПП 781401001
Р/сч. 40703810127000000212
К/сч. 30101810900000000790 БИК 044030790
ПАО «Банк Санкт-Петербург» в г.СПб
Назначение платежа: Пожертвование от Ф.И.О.
НДС не облагается.

Храм преподобного Серафима Саровского в Санкт-Петербурге

Во все времена воздвигает Господь угодника Своего, молящегося за народ свой, сохраняющего духовную преемственность от благочестивых своих родителей. Так и ныне: на Серафимовском кладбище, в церкви преподобного Серафима Саровского Господь поставил Своего служителя, более 50 лет учившего обезверившийся «советский» народ, как «подвизаться законно» (апостол Павел), как следовать за Христом на всех путях своей жизни, — отца Василия Ермакова. И не случайно именно на этом месте.
Серафимовское мемориальное кладбище — это могилы умерших от голода блокадников, павших воинов афганской и чеченской войн, моряков «Курска», выдающихся представителей творческой и научной интеллигенции, это могилы родителей Владимира Путина.
И, как некогда к преподобному Серафиму стекались все сословия русского общества, так и ныне на Серафимовском кладбище — бизнесмены, ученые, военачальники и многие люди со всех уголков России и из-за рубежа, жаждущие получить наставление в трудных перипетиях своей судьбы, желающие знать волю Божию о своей дальнейшей жизни.
25 лет возглавлял общину храма преподобного Серафима протоиерей Василий Ермаков, всей своей жизнью явивший подвиг служения Христу и России. Родом из древнего русского города Орловской губернии Болхова, сын благочестивых, глубоко верующих родителей. Находясь в оккупации, а затем в концлагере в Эстонии, исполняя тяжелые физические работы, о. Василий всей своею жизнью постигал закон нашего бытия: «Без Бога ни до порога». Впервые придя в открывшуюся в оккупации церковь, о. Василий увидел, как молится исстрадавшийся, вновь обретающий веру своих отцов народ. В основном это были женщины. И одним из главных слов Батюшки было слово, обращенное к русской женщине-матери. Это слово о непрестанной материнской молитве за детей и мужа, о прямой обязанности матери научить своих детей молиться, твердой родительской рукой не допустить их до злачных мест, «дискотек» и пр. Ибо от воспитания молодежи зависит наше будущее.
«Россия подымется!» — часто повторял Батюшка, хотя времена в духовном отношении будут очень трудные. Поэтому он учил молиться, не подступать к Богу легкомысленно, не потрудившись внутренно, не осознав всего величия той Святыни, к которой мы дерзнули приступить.
Отец Василий, выросший близ Оптиной пустыни, дышавший одним воздухом с оптинскими старцами, в молодости внимавший советам и поучениям преподобного Серафима Вырицкого, связанный многолетней духовной дружбой с о. Георгием Чекряковским и о. Иоанном Крестьянкиным, донес до нас, живущих в XXI веке, дух русского православия, казалось, уже окончательно утраченный. Но Бог милостив, и многое может молитва его верного служителя. О. Василий создал, вымолил, сплотил свою большую серафимовскую семью – живой пример русской православной семьи (а ведь раньше все коллективы в России были своего рода семьями). А значит, сохранить ее, сберечь и передать другим то, чему учил Батюшка – долг знавших его не только перед ним Самим, но и перед Россией. И вход в нее не закрыт для всех, кто сердцем своим ищет путей спасения себя и своих близких и служения России.

Вот что рассказывает о себе сам Батюшка:
“Родился я в городе Болхове Орловской области, и в моей детской памяти запечатлелись 25 заколоченных храмов без крестов, с разбитыми окнами, — так было у нас, да и везде в России в предвоенные, тридцатые годы. До 14-ти лет я прожил без храма, но молился дома, молитвой родительской, — отец, мама и сестры — все молились… Началась война. И вскоре мы стали свидетелями трагического отступления, даже беспорядочного бегства войск. И 9 октября 1941 года в город вошли немцы. Что особенно остро вспоминается о тех днях? Что тогда происходило в Болхове? Установление новой власти — избрание бургомистра, то есть власть какая-то… Нас, молодежь от 14 лет и старше, немцы ежедневно гоняли на работу. Работали под конвоем. На площади в 9 часов утра собирались. Приходит немец и выбирает, кому куда идти: дороги чистить, окопы рыть, после бомбежки засыпать воронки, мост строить и прочее. Вот так и жили…. Мне тогда было 15 лет.

Вскоре прошел среди оставшихся жителей слух о том, что собираются открыть церковь. 16 октября был открыт храм во имя святителя Алексия, митрополита Московского. Люди ходили по разоренным храмам, собирали для него иконы, которые не успели уничтожить. Нашли чудотворную икону, Иерусалимскую — она была приколочена к полу, и по ней ходили люди. А вскоре дошел слух, что собирается народ открыть церковь. Но все было потеряно, разграблено. Люди стали ходить по закрытым храмам, собирать уцелевшие иконы, что-то взяли брошенное в музее. Часть икон принесли в церковь сами жители. И вот 16 октября 1941 года церковь открылась. Это был бывший монастырский храм ХVII века митрополита Алексия (женский монастырь Рождества Христова, сейчас здание этой церкви сохранилось, но в ней находятся жилые помещения).

Впервые в эту церковь я пришел где-то в ноябре. Служил священник Василий Веревкин. С 1932 по 1940 он отсидел в лагерях на лесоповале в Архангельской области.
Дома отец сказал: «Дети пойдемте в церковь — принесем благодарение Богу». Мне было страшно и стыдно идти туда. Потому что я на себе ощущал всю силу сатанизма. А что на меня давило? Как и сегодня давит на всех тех, кто идет впервые в храм Божий. Стыд. Стыд. Очень сильный стыд, который давил на мою душу, на мое сознание… И шептал какой-то голос: «не ходи, смеяться будут… Не ходи, тебя так не учили…» Я шел в церковь, оглядываясь кругом, чтобы меня никто не видел. Идти напрямую километра полтора было до церкви. А я кругом шел, километров пять обходил через речку… Народу в храме было около двухсот человек, наверное… Я отстоял всю службу, посмотрел, увидел молящийся народ, но душа моя была еще далеко от ощущения благодати. В первый раз я ничего не ощутил …

Наступил 1942 год, очень трудный: фронт отстоял от нас в 8-и километрах. Я с родными пошел в храм под Рождество. И стоя в переполненном храме, — новый открыли, Рождества Христова, — в нем помещалось до трех тысяч молящихся, — мне было удивительно видеть горячую молитву, и слезы, и вздохи; люди, в основном женщины, были в протертых фуфайках, заплатанной одежде, старых платках, лаптях, но то была молитвенная толпа, и крест — истовый, благоговейный, которым они осенялись, молясь за близких, за свои семьи, за Родину — потрясло. То была настоящая глубокая молитва русских людей, обманутых не до конца, которые опомнились и вновь приникли к Богу. И еще запал мне в душу хор. Как они пели. С душой, одухотворенно. То был язык молитвы, веры. Регентом был мой учитель пения, который меня учил в школе. И вот тогда я с ясностью ощутил: “Небо на земле”.

Храм был закопченный. Окна закрыты камнями. Рам не было, кирпичи какие-то … Свечи домашние… И служит отец Василий. Мы дружили семьями, я с его сыном учился в 3-ей школе. Этот единственный, оставшийся в городе священник, совершал богослужения. И с того времени, с 42 года, с Рождества Христова я как бы родился заново. И стал ходить еженедельно по субботам и воскресеньям в церковь…

Это было время войны, время комендантского часа, когда выходить из дома мы могли с 7-ми утра до 7-ми вечера. Весной. А зимой только до 5-ти вечера. После назначенного часа никуда не пройдешь… Служба начиналась часа в три-полчетвертого. А я почувствовал необходимую помощь молитвы, и когда немцы нас отпускали в пять часов вечера с работы, я домой прибегал, быстренько надевал какие-то свои одежды и бегом в церковь и стоял. Мое место — налево перед Иерусалимской иконой Божией Матери. Эту чтимую чудотворную икону нашли в каком-то заброшенном храме. Народу много, и я постепенно, постепенно из недели в неделю, из месяца в месяц привыкал ходить в церковь. Меня заметил отец Василий и сказал: «Васек, я тебя возьму в церковь». 30 марта1942 года он ввел меня в алтарь. Показал, где можно ходить, где нельзя ходить, где, что можно брать, что нельзя…

Отец Василий надел на меня стихарь, и я уже начал в стихаре выходить… Люди увидели, что я держу свечку в стихаре, свечку выношу, в церковь хожу. И тут мои сверстники, ребята, с которыми я учился, начали надо мной издеваться. И мне тогда по моему юному 15-летнему состоянию нужно было выдержать удар насмешек, издевательств над моей неокрепшей душой. Но я твердо ходил, молился, просил…

Помню Пасху 1942 года, была она на Лидию 5 апреля. Еще был лед, крестного хода тогда не было. Молились. Какой-то кусок черного хлеба был, разговелись. И вдруг начался страшный обстрел. Из окна видны были разрывы, самолеты летели немецкие. Танки… Потом через два дня идут пленные наши. Изможденные.

Мы спрашиваем: «Ну, как?» Отвечают: «Мы выскочили на поле, немцы подавили нас танками». Я спросил: «Ну, как там живут церкви?» —»Да какие церкви, и Бога-то нет…» А у нас уже была церковь, и народ ходил туда. Немцы нам не мешали. Помню, в храм они заходили, сняв головной убор. Смотрели, не шумели, никаких претензий не было….

Пасха 1943 года была где-то в конце апреля. Кто-то похлопотал у властей, и нам разрешили в Пасхальную ночь совершить крестный ход, где я принимал участие уже в стихаре, как маленький священнослужитель. Этот 1943 год — год перелома в войне. Фронт приблизился к городу. Мы жили непрерывно под страхом бомбежки. В ту Пасхальную ночь из Тулы на Орел шли наши бомбардировщики. Наутро мы услышали, что погибло 400 мирных жителей.

Еще я помню этот 43 год вот по такому событию. Летом по домам у нас носили чудотворную Тихвинскую икону Божией Матери. Как принимал ее народ? Начиналось все в 12 часов дня и до пяти. Приходил отец Василий, служили краткий молебен, икону поднимали, мы под ней проходили. Это была радость для всей улицы, на которой совершался молебен. Но были и дома, которые святыню не принимали.

Но все равно в моей памяти запечатлелось молитва русских людей. Это вдохновляло и поддерживало. Как будто Господь говорил мне: «Смотри, сколько людей верующих, а ты смущался. Что ты думал там своей маленькой головенкой, то, что вера погибла, то, что вера угасала, то, что русские люди неверующие». Эта зарождавшаяся и укрепляющаяся во мне вера дала силы выстоять, когда для меня наступило страшное время.

В начале июля 1943 года началась битва на Курской дуге. Фронт приблизился к городу, начались бомбежки. И 16 июля я попал в немецкую облаву вместе с сестрой; в эту же облаву попала семья отца Василия Веревкина: нас гнали под конвоем на запад.

В лагере Палдиский в Эстонии, куда нас пригнали 1 сентября, было около ста тысяч человек. Там было наших Орловских около десяти или двадцати тысяч, были и Красносельские, Петергофские, Пушкинские, их привезли раньше. Смертность была высокая от голода и болезней. Мы прекрасно знали, что нас ожидает, что будет. Но нас поддерживало Таллиннское православное духовенство: в лагерь приезжали священники, привозили приставной Престол, совершались богослужения. К нам приезжал в лагерь присно поминаемый мною протоиерей отец Михаил Ридигер, отец Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Служил он с сегодняшним митрополитом Таллиннским и всея Эстонии Корнилием. Я хорошо помню, как они совершали литургии в военно-морском клубе, хор был из лагерных. Люди причащались, была торжественная служба. И я здесь ощутил еще более, что не только у нас в краях орловских так молились. Посмотрел и увидел, что все приехавшие из Красного Села, Пушкина, Петергофа, — все они молились, пели, и явственно ощущалась благодать Божия. У меня была икона Спасителя, она до сих пор цела, которой успел благословить меня с сестрой моей Лидией отец. И я в лагере ставил ее на камень и молился, как Серафим Саровский. Ну, как уж молился? Ничего я не знал. Своими словами: «Господи, помоги мне выжить в это страшное время, чтобы не угнали в Германию. Чтобы увидеть своих родителей». А к слову сказать, я родителей потерял на два года. В лагере я пробыл до октября 1943 года.

В этом же лагере находился и отец Василий Веревкин. И таллиннское Духовенство обратилось к немцам с просьбой — отпустить священнослужителя и его семью. А немцы были уже не те немцы, что в начале войны, и пошли навстречу просьбе Духовенства. Отец Василий сопричислил к своей семье и меня с сестрой. 14 октября, на Покров, нас отпустили в Таллинн.
Туда мы приехали в солнечный день, и я сразу пошел в церковь Симеона и Анны. Был я изможденный, голодный, чуть не падал от ветра. Войдя в Храм, я принес молитву Благодарения Божьей Матери за мое освобождение из лагеря. И для меня начался новый, духовный образ жизни. Я видел истинных священников, слушал их проникновенные проповеди; среди прихожан было много бывших эмигрантов из России, вынужденных покинуть Родину после октябрьской революции. Они горячо молились.

Я получил доступ к Духовной литературе… И тогда я впервые узнал, что был на Руси угодник Божий Серафим Саровский. Всех нас, конечно, интересовало, какова будет судьба России, нашей Родины, — какой она явится после войны. И мне запомнились такие слова из проповеди священника, что наступит золотое время для России, когда летом будут петь пасхальные песнопения, — Христос Воскрес. И мы молились, веря, что “золотое время” наступит.

Я побывал в Брянске, далее Унече, Почеке, храмы были открыты, чему народ очень радовался. Храмы жили в оккупации. Их было открыто много. Почему? Что явилось причиной? 5 сентября 43 года получив донесение от контрразведчиков, НКВДистов Сталин приказал в противовес немецкой пропаганде открывать храмы на Большой земле. Они спешно открывались, но не везде, кое-где. Не в черте города, а где-то на кладбищах малюсенькие храмы. Так, в Куйбышеве было два храма, в Саратове один-два маленьких, в Астрахани. Власти слышали, какой духовной подъем находят русские люди в церкви и решили показать народу, что и мы, товарищи-коммунисты, не против религии, вот, смотрите, мы тоже храмы открываем. Но мы прекрасно знаем, что священников так и не отпустили из лагерей.

Храмов в оккупации было открыто много. И особенно сияли храмы, которые открыла Псковская православная миссия. Она была основана в 42 году во Пскове. В нее входили молодые священники из далеких мест, отдавшие себя делу просвещения русских людей. Народ с удивлением и недоверием относился к ним. Люди целовали батюшкам ризы, руки, щупали их, спрашивали: «Батюшка, ты настоящий?» Храмы были заполнены. Ходили слухи, что, мол, те священники подосланы, что они служат немцам. Но нигде я не нашел подтверждения этих слухов. Псковская православная миссия просвещала русских людей. Были открыты церковные школы. Там изучали закон Божий, историю прошлого, читали книги и пели русские песни. Немцы следили лишь за тем, чтобы не было никакой партизанщины. Это великое дело духовного просвещения было уничтожено с приходом советской власти в 1944 году. Некоторые из священнослужителей ушли с немцами за кордон. Остальные остались встречать советскую армию. Этих мучеников за православие сослали в Сибирь. Там они погибли.

После освобождения я был мобилизован и отправлен в штаб флота КБФ. Но в свободное время — а оно было — оставался прихожанином собора Александра Невского в Талине и выполнял самые разные обязанности: и звонаря, и иподьякона, и прислужника. И так до конца войны.

Родителей своих я нашел только в 45 году. Только теперь я понимаю внутреннюю связь родителей и детей. Когда я их нашел, я спросил у мамы: «Как ты верила, что нас не расстреляли? Что мы не погибли?» «Я чувствовала материнским сердцем, что вы живы». Отец — участник гражданской войны, человек крепкой воли. Он ежедневно ходил по дороге, по которой угнали нас с сестрой. Родитель есть родитель, и неизвестность о нашей судьбе подорвала его силы. Он быстро сгорел. Умер в 46 году.
С благословения родителей подал я прошение о приеме в Московский Богословский институт. Лето 1946 года я ждал вызова, а его нет и нет. И вот уже август. И вдруг неожиданно получаю телеграмму из Ленинграда от моего друга Алексея Ридигера. Текст короткий: “Вася, приезжай в семинарию”. И поехал я в Ленинград. Добираться было сложно: выехал 22 августа, а прибыл только 1 сентября. На приемные экзамены опоздал. И все же меня приняли… Учились мы в полуразрушенном здании, во время войны здесь был госпиталь. Учащиеся были в основном из Прибалтики, из российской глубинки был, кажется, только я один. С нами учились и люди пожилого возраста, кому уже за сорок, часть была из послушников Псково-Печерского монастыря. Помню также Павла Кузина — матроса с линкора “Марат”.

Когда я уже служил в Никольском соборе, прочел книгу с названием “Затейник” Григория Петрова, в ней раскрывался облик дореволюционного священника, который по окончании Академии поставил перед собой цель — идти на фабрики, заводы, на окраины Петербурга, туда нести свет истин Христовых. И он посещал цеха, лачуги, артели и проповедовал. Но это не нравилось революционерам, стремившимся сбить народ с толка. И священника, наставляющего людей на путь истинный, убили.

Читал и другие дореволюционные духовные издания. И все это очень помогло мне, когда я, по окончании Академии в 1953 году, начал службу священником в Никольском Морском соборе. Я отошел от привычного стереотипа священника, спустился с амвона к прихожанам, к людям и стал спрашивать: какая нужда, какое горе у человека… А время было какое? Не прошло и десятилетия со дня снятия блокады. В церковь пришли фронтовики, блокадники и блокадницы, которым довелось пережить все ужасы, — Бог сохранил их. И эти беседы были нужны не только им, но и мне.

В Никольском соборе я прослужил с 1953 по 1976 год. Затем перевели в церковь “Кулич и Пасха” рядом с Обуховским заводом, а в 1981г. — стал настоятелем Храма Серафима Саровского в Приморского округа города”.

Вот так — скупо — пишет о своей жизни Батюшка. И ни слова о том, о чем теперь ходят легенды — о явлении ему Божией Матери в немецком концлагере, о необычных обстоятельствах, сопровождавших поставление его в храм преподобного Серафима…